Часа в три, отклонив ненастойчивое предложение Серафима переночевать у него, я двинулся на Азау в надежде поймать попутку и успеть до пяти на Мир. Трясу клипсами, левой ботой бесплатно печатаю югославскую рекламу – ALPINA, ALPINA…, а правой страстно взываю – AL INA, AL INA… Меж тем, до Азау полных четыре километра. «Метро закрыто, в такси не содют». Иду, лыжи с плеча на плечо перекидываю.
Здесь уместно вспомнить совершенно дурацкое путешествие вокруг западенской Тростяны. А было так. На подъемнике случайный попутчик в редких тогда «Близардах» поведал, что на другой стороне горы тоже трасса есть и подъемник. Я поверил «Близардам», и, не мешкая, маханул с вершины не туда, куда весь народ правильный едет, а строго наоборот. Я еще, помнится, удивился, что ни единого следа не вижу, да и трассы как таковой нет — дорога какая-то мрачная, снегом заметенная, по еловому лесу петляет. Да ладно, — думаю, — вниз не вверх. Лес кончился, смотрю — торчит из под снега ржавой развалиной древний как Парфенон подъемник. Троса нет, редуктора нет, а главное, народу тоже нет, место глухое, заброшенное. Ох, я те «Близарды» помянул тихим незлобивым словом, да и себя, дурака с «Диностарами», заодно. Но делать нечего, идти надо, время ужина, а ужин — святое. Наверх лезть неохота. Смотрю — полотно невдалеке железное. Надо же, думаю, и у нас в Славском — железное. Прикинул где север, да и пошел по шпалам, прямо в ботах. Через час как у классика – «Стою один среди равнины голой» во всем горнолыжном. Куда иду? Может, в Румынию? Главное, равнина и вправду голая стала, то есть и горы уже куда-то делись. Бр-р-р-р! Вдруг мужик навстречу. Дремучий такой мужик, в овчине навыворот, явно под мухой, наверняка бендеровец. Я лыжи переложил, как базуку, прицелился ему в поясницу и говорю негромко:
- Гражданин, — типа, — далеко ли до Славского?
Напугал с перепугу. Мужик даже шарахнулся, а потом ничего подошел, улыбается, лопочет что-то по западенски, но ничего же непонятно. Причем слова знакомые мелькают, а смысл не доходит — «Файно» да «Файно». Я интеллект напружинил и кое-как уяснил, что до Славского мне еще восемь километров шлепать. Вот, думаю, влип, так влип. Полпути честно прошагал в темноте, пока не встретил на переезде розвальни, в которых и развалился за обещанную гипотетическую бутылку. И доставили меня добрый старичок и славная лошадка прямо до избы. А ноги я тогда крепко сбил.
Так вот, иду я на Азау. Вдруг парнишка меня нагоняет — роста небольшого, ладный, крепкий, тоже с лыжами и тоже в ботах. Ну, думаю, не один я такой мученик, значит, скучно не будет. Обсудили новые «Эланы», поругали польские компакты, поиздевались над «Вилсами», сошлись, что «Беркуты» дерьмо, но лучше КЛС. Пытаюсь сменить тему раз, другой — фигушки, съезжает обратно. Ясно – фанат. Знакомый типаж. Такие первые уходят на склон, последними возвращаются, а если не катаются и не спят, то говорят о лыжах. Выясняю, что парнишка экстремал, зовут Сашкой, живет в Азау. Мне интересно стало, договорились завтра погонять.
«Место встречи изменить нельзя» – утро, бар Мира. Сашка ввалился в дверь, споткнулся, повалил чужие лыжи, свои уронил. Ух, — думаю, — орел.
- Пошли?
- Пошли.
Поднялись на площадку общего старта.
- Нет, — говорит, — нам туда, — и на сортир показывает, что на обрыве.
- Спасибо, — говорю с достоинством, — был.
- Да ты не понял, там классно.
Ну, думаю, спятил Сашка, там может и классно, но… обрыв. Подошли. Из сортира мужик вышел недовольный. Обрыв за сортиром впечатляет – градусов пятьдесят, камни торчат, но и снег местами имеется, а главное след меж камнями петляет. Целина по всем признакам глубокая.
- Это я, позавчера, – скромно потупился Сашка.
Так, думаю, ежели аккуратно, то, пожалуй, рискну. Главное, левым сразу тормознуть, а там видно будет. Не люблю рассусоливать – решил, значит решил.
Прыгаю в обрыв с сильной левой подкруткой и, неожиданно глубоко провалившись в снег, откидываюсь на спину, не давая лыжам зарыться, а затем, сильно толкаюсь ногами и палками и вылетаю в правом повороте. Кажется дело пошло. Прыжковая техника — это надежно, а если еще и ритмично, то даже не тяжело. С каждым прыжком, я проваливаюсь метров на пять. Еще прыжок и передо мной узкий снежный кулуар. Пространства для поворотов нет, одна дорога вниз. Вот этого я уже не люблю. Но, кто меня спрашивает? Дух захватило, как при падении. Пролетел сразу метров двадцать, с трудом торможу и мягко заваливаюсь на правый бок, благо недалеко — склон у локтя. Уф! Перекур. В туче снега мимо проносится Сашка. Хорошо идет, чертяка, а вот я осрамился. Бывает. Привожу себя в вертикальность, вытряхиваю из перчатки снег. Дальше проще, поскольку положе, камней меньше, а снега, соответственно, больше. Сашка ждет меня метров на двести ниже. Спускаюсь.
- Ну, как! – спрашивает жадно.
- Улёт.
А что бы вы сказали на моем месте?
- Погоди, — говорит, — я тебе еще местечко покажу — ва-аще чума!
Так, думаю, с этим клиентом надо поаккуратней.
Чумовым местечком оказался трамплин, с которого Сашка улетел, махая палками, метров на десять. Надеюсь читатель помнит мою «любовь» к прыжкам и потому простит мне маленький мухлеж — когда запахло прыжком, я слегка тормознул и халявно вильнул мимо трамплина. По-моему, Сашка не заметил.
Очередным чумовым местечком оказался крутяк, в который я надысь лазил за докторскими лыжами. Вот здесь мне понравилось. Почему я раньше сюда не совался?
Таким манером мы докатились до низа и, разогнавшись, неслись по прямой к нижней станции подъемника. И вдруг Сашка, повинуясь какому-то безумному вдохновению, сворачивает к трансформаторной будке, перед которой, в целях безопасности, насыпан здоровый снежный бугор. К моему ужасу он на него взлетает и прыгает через подстанцию. Ясно видно, что ему не хватает высоты. Лыжи со звоном втыкаются в бетонную стену и пропеллерами разлетаются в стороны, а Сашка, кувыркаясь, улетает через крышу и скрывается из виду.
- «3,14…», — бекнул в голове незнакомый гнусавый голос.
Я мгновенно вспотел и вильнул за подстанцию. Сашка сидит в сугробе и крутит головой.
- Ц-ц-ц-цел? – заикаюсь я.
- Чума! — выдыхает он в восторге, — Нет, ты видел!? Видел!!?
- В-в-в-в-видел, — с трудом выдавил я.
Лыжи мы нашли без передних маркеров – их начисто срезало при ударе, вырвав с мясом из лыж. Сашкин восторг мгновенно сменился неутешным горем. Полчаса он ползал по сугробу и, причитая, искал улетевшие куда-то маркеры.